Deutsch (Deutschland) 
Українська (Україна) 
Русский (Россия) 
Polski (PL) 
English (United Kingdom) 
Я считаю утверждение о том, что нерождённого ребёнка следует убить, поскольку он будет страдать после рождения, ложное и демагогическое, - подчеркнул в интервью "Przewodnikiem Katolickim" д-р. Томаш Дангель, основатель и председатель совета Варшавского хосписа для детей, специалист по анестезиологии, интенсивной терапии и паллиативной медицины .В разговоре было возбуждено много важных вопросов поддержки родителей, ожидающих рождения ребёнка-инвалида, тестов, процедур и возможности облегчения боли у больных и страждущих.
Это интервью было опубликовано в 2018 году, но сообщение которое заключено в нём также актуалено и сегодня.
Б. - В .: Предположим, что я беременна, я только услышала диагноз, что мой ребёнок неизлечимо болен. Возможно, он доживёт до конца беременности, переживёт роды, но умрёт вскоре после рождения. Я прихожу к вашему хоспису. Что Вы мне скажет?
Томаш Дангель.: Это не совсем то, что вы себе представляете. Вы обращаетесь в нашу ультразвуковую клинику Агатова с направлением от врача. Если у ребёнка подозревается порок сердца, то вас обследует моя жена, проф. Иоанна Шимкевич-Дангел, которая является экспертом в области пренатальной кардиологии.
Только она определяетто, что ребёнок неизлечимо болен. Это означает, что порок сердца или другие недостатки невозможно оперировать, либо - и тут нужны генетические тесты - у ребёнка есть подозрение на генетический синдром, и тогда такие операции могут, а могут и не проводиться - в зависимости от прогноза.
Следовательно, это может быть, например, синдром Дауна, который имеет хороший прогноз, или летальный синдром (например, синдром Эдвардса или Патау).
После окончания обследования профессор приглашает вас и вашего мужа на собеседование. Если ребёнок неизлечимо болен, в собеседовании примет участие психолог нашего хосписа. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, вы вообще не встретитесь со мной, поскольку я врач хосписа и не компетентен в области кардиологии, пренатальной диагностики или психологии.
Особенно хочу отметить это - врачи хосписа или другие люди, которые работают там (кроме психологов, прошедших обучение в нашем центре и имеют сертификат, подписанный профессором Йоанной Шимкевич-Дангель), не должны давать таких консультаций, поскольку они некомпетентны.
М. Б. - Ш .: Какой выглядит опека над женщиной, которая вынашивает ребёнка с серьезными недостатками?
Томаш Дангель .: Дальнейший уход планируется в нашем центре. Запланированы дальнейшие консультации, например, детского хирурга, генетика, акушера, неонатолога. Если нужно, сообщаем местный детский хоспис о том, что такой ребенок, видимо, родится и может попасть под нашу опеку.
По желанию родителей мы договариваемся о встрече с капелланом хосписа.
В течение родов они могут поддерживать связь и видеть нашего психолога. Они также могут посетить семью пациента хосписа с подобным состоянием.
Если ребёнок умирает до или сразу после родов, родителям предлагается принять участие в специальной группе поддержки в трауре перинатального хосписа.
М. Б. - В .: найдёт ли также отец помощь у вас?
Томаш Дангель .: Родители участвуют во всех консультациях и встречах. Они получают такую же информацию и принимают решение вместе со своими жёнами.
М. Б. - В .: Предположим, что я нахожусь на таком этапе беременности, согласно действующему в Польше закону о абортах может быть аборт осуществлен через постоянные недостатки плода. Будетк ли вы меня отговаривать от этого?
Томаш Дангель .: Вы встретитесь не со мной, а с нашим психологом, который представит вам два сценария: аборт и pro-life. В первом психолог объяснит, что такое послеабортный синдром и какие последствия будет иметь возможно прерывание беременности для других членов семьи.
Во втором психолог обсудит природный выкидыш, за которым следует рождения живого ребёнка.
В случае летального недостатки он объяснит вопросы, связанные с реанимацией и устойчивой терапией, и сообщит о паллиативной помощи.
Затем он представит возможные ситуации: смерть в отделении для новорождённых, оставление ребёнка в больнице и усыновления и, наконец, забрання ребёнка домой.
В случае синдрома Дауна или иного заболевания с хорошим прогнозом - обеспечит контакт с соответствующей неправительственной организацией, которая будет оказывать поддержку.
На этом я прерву свою деятельность и буду молиться за эту женщину, за её мужа и ребёнка.
Многие другие тоже будут молиться.
М. Б. - В .: А если ребенок не умирает сразу после родов, а живет - всю свою жизнь прикована к постели? Ему придётся менять подгузники в течение 40 лет и кормить его зондом. Нетрудно представить, что молодая женщина, которая услышит такую информацию, может заламаться. Подумает, что её жизнь закончилась. Что Пан скажет такой пвциентце?
Томаш Дангель .: Я скажу, что эта женщина можете рассчитывать на опеку в нашем хосписе, если живёт в нашем районе. У нас есть только один пациент, достигший этого возраста, поэтому очень маловероятно, что и этот ребёнок проживет столько времени.
Я вообще не буду обсуждать продолжительность жизни ребенка, потому что ни вы, ни я её не знаем.
Также я не буду называть мать больного ребёнка, "пациентом".
Пациент - это ребёнок, а не эта мать.
Как врач хосписа я объясню, что такое домашняя паллиативная помощь и как работает наш хоспис. Женщина получит информацию о наших стандартах и процедурах.
Я представлю медсестру, которая будет заниматься всей семьёй. Я спрошу женщину, хочет ли она взять ребёнка домой, и как мы будем действовать, когда ребёнок начнет умирать.
Наконец, я попрошу её подписать согласие на лечение. Если я услышу, что "моя жизнь закончилася", я или не буду это комментировать, или спрошу, любит она этого ребёнка. Если женщина подтвердит, тогда я объясню, как лучше реализовать эту любовь.
Наконец, я добавлю, что с сегодняшнего дня она не одинока, и может рассчитывать на нас круглосуточно, 7 дней в неделю.
В условиях кризиса мы организуем отпуск для женщины и пребывания ребёнка в нашем стационарном центре.
М. Б. - В .: Какой уход за больными детьми в вашем хосписе? Это выглядит иначе чем в больнице, как вы сказали в одном из интервью - а это как?
Томаш Дангель .: «В отличие от больницы" значит: в собственном доме. Хочу подчеркнуть в этом, речь идёт о домашнем хосписе, а не о стационарном хосписе.
Благодаря тому, что ребёнок находится дома, родители обеспечивают круглосуточный уход, подают лекарства, кормят и реабилитируют.
Сотрудники хосписа помогают им и заботятся о значительной части их дел.
Врач хосписа, очевидно, принимает решение о лечении. Однако у него есть гораздо больше времени (чем в больнице), чтобы поговорить с родителями, получить их согласие и сотрудничество.
Таким образом, родители и ребёнок (если он в сознании и способен общаться) восстанавливают свою автономию.
Это значит, что они восстановят контроль над ситуацией.
Мы используем много методов, которые не практикуются в больницах. Я, например, имею дело с питанием. Я самостоятельно разрабатываю диеты для наших пациентов из натуральных ингредиентов и добавок. Знаете ли вы в больнице врача, который делает что-то подобное?
Сейчас мы готовимся лечить эпилепсию медицинской марихуаной. Мы изучаем USG. Мы купили небольшой ультразвуковой аппарат для обследования пациента дома. У нас также есть стоматологический набор для домашних процедур.
Однако самое главное отличие заключается в том, что мы не используем общую терапию,что является обычной практикой в детских больницах.
М. Б. - В .: Сколько лет ребёнок может быть пациентом вашего хосписа?
Томаш Дангель .: Временных ограничений нет. Если болезнь и её симптомы соответствуют критериям паллиативной помощи, описанными в наших стандартах, пациент, обычно молодой и взрослый, может лечиться у нас на протяжении многих лет.
Если, однако, состояние пациента улучшается или стабилизируется, он выписывается на т. нз длительный уход.
М. Б. - В .: Могут также родители ребёнка рассчитывать на психологическую помощь в то время?
Томаш Дангель .: У нас работает три психолога, которые регулярно посещают семьи пациентов хосписа. Большую часть времени посвящают родителям. Социальные работники оказывают материальную и юридическую помощь, а капеллан - духовную. В чрезвычайно сложных ситуациях, например депрессии, мы предоставляем родителям помощь нашего консультанта-психиатра.
Волонтёры помогают им в повседневных делах. Мы сотрудничаем со строительной компанией, которая проводит также ремонт и приспособление в домах наших пациентов.
М. Б. - С .: Аборт разрешён польским законодательством, когда плод имеет серьезные недостатки и подаётся как альтернатива. "Почему ребёнок должен родиться и страдать?" спрашивают некоторые. И они предлагают уменьшить его страдания еще в утробе матери.
Томаш Дангель .: Нельзя точно утверждать, что ребёнок пострадает после рождения. В большинстве случаев мы можем овладеть этими страданиями. Это наша профессия и навыки. Я анестезиолог и специалист по паллиативной медицины. Я работаю врачом 38 лет. Я специалист в области лечения боли у детей и детской паллиативной помощи. Я ещё не встретился с пациентом в нашем хосписе, которому я бы не смог помочь. В редких, сложных случаях мы используем т. нз терминальную седацию в соответствии с медицинской и католической этиками.
Поэтому я считаю утверждение о том, что нерождённого ребёнка следует убивать, поскольку он будет страдать после рождения, ошибочным и демагогическим.
М. Б. - С .: Ребёнок рождается мертвым в результате выкидыша. Но бывают случаи, когда он приходит в мир живым. Что с ним тогда происходит?
Томаш Дангель .: Аборт в Польше осуществляется путем искусственного выкидыша, то есть ребёнка не убивают в утробе матери, а приводят к преждевременным родам. Ребёнок, родившийся таким образом до 24 недели гестации, имеет незрелые лёгкие и поэтому чувствует задышку до тех пор, пока он еще жив, например, в течение нескольких часов. Задышку он переносить гораздо труднее, чем боль. Военнопленных пытают таким образом, чтобы получить свидетельство (подтопление). Наверное, так собственно пытали и св. Ежи Попелушко.
Человек, который сам этого не пережил, не может представить страдания ребёнка, родившегося во время искусственного выкидыша и который пытается самостоятельно дышать но не может и задыхается. Поэтому я считаю, что даже если этого ребёнка приговорили к смертной казни, он должна получать морфий и кислород.
Это то, что мы делаем в хосписе с умирающими детьми, страдающими от задышки. К сожалению, никто не хочет об этом говорить, потому что это табу как для Церкви, так и для абортеров.
М. Б. - В .: Недавно Польша была шокирована сообщениями из больницы Святого Семейства в Варшаве, где аборт был сделан на 24-й неделе беременности. Ребёнок выжил. Он лежал несколько минут (по разным сообщениям) оставлен без помощи. Как же он страдало?
Томаш Дангель .: Этот ребёнок не выжил, но он умерл в муках, точно так же, как описано выше. В этом очевидное лицемерие.
Если мать и абортеры решили убить ребёнка за синдром Дауна, почему они не укоротили ему жизнь, например, смертельной инъекцией? Потому что это было бы убийство? Простите, а это что было?
Простите, чем бы такая инъекция отличалась от аборта, проведённого смертельной инъекци плода, который ещё находится в утробе матери?
Так же погиб св. Максимилиан Кольбе - поскольку он не умер от голода, его убили смертельной инъекцией. Распятым ворам сломали ноги - в акте милосердия, а Иисусу был пробит бок.
М. Б. - В .: Почему этому ребёнку не дали никаких обезболивающих препаратов? Можно было уменьшить его страдания?
Томаш Дангель .: Не знаю, напечатаете ли вы мой ответ, но я отвечу на этот вопрос. Матери было бы достаточно подключить инфузионный насос для морфия, так называемый насос PCA, из которого пациент сам вводит заранее запрограммированную дозу, когда ему больно. Подчеркиваю, что сама мама нажимала бы кнопку, то есть врачи и медсёстры не вводили бы морфий (что, конечно, не меняет их моральной ответственности за убийство ребёнка). Таким образом, мать не чувствовала бы боли от искусственного выкидыша, а морфин, который передавался бы ребёнку через плаценту, облегчал бы задышку и страдания ребёнка во время смерти. Это самый простой, дешёвый и эффективный метод.
М. Б. - В .: Врачи, которые позволяют прерывание беременности, часто используют аргументы о страданиях ребёнка Они приносят на телевидение фотографии деформированных плодов, умерших вскоре после родов, доказывая, что аборты станут большой болью для ребенка. Это вас убеждает?
Томаш Дангель .: Нет, не убеждает, потому что мы можем облегчить эти страдания. Врачи, которые так говорят, не знают ни анестезиологии, ни детской паллиативной медицины. Они не должны забирать голос в тех местах, где они некомпетентны. Это как если бы я давала консультации в родах. Пусть каждый из нас делает то, что знает и умеет. И фотографии больных детей меня не шокируют. Ежедневно во время инструктажей мы просматриваем фотографии и видео наших пациентов. Конечно, не все они были бы подходящими для показа на телевидении.
С другой стороны, пренатальное убийство, как предотвращение страданий, является абсурдным утверждением. Ведь каждый из нас страдает в жизни, и лишь единицы кончают жизнь самоубийством. Большинство людей принимают страдания. Это часть нашего существования. Попробуем жить так, чтобы мы не заслужили вечных страданий - не убивая больных детей, но предоставляет им и их родителям надлежащую опеку. Тем собственно мы и занимаемся. Это медицина будущего.
Источник: Przewodnik Katolicki
Перевод и обработка собственные -Нина Падун на основании:https://www.hli.org.pl/pl/newsy/5454-sztucznie-poronione-dziecko-umiera-w-meczarniach-dusi-sie-mowi-dr-t-dangel-specjalista-pediatrycznej-medycyny-paliatywnej.html